Все это продолжалось ровно месяц. Как-то утром он встал раньше обыкновенного и сказал, что должен уехать. Она спросила, надолго ли. Он уставился на нее, потом заходил по комнате в своей ослепительной малиново-лазурной пижаме, потирая руки, словно намыливал их. "Навсегда, навсегда", - сказал он вдруг и, не глядя на нее, стал одеваться. Она подумала, что он, может быть, шутит, и решила выждать - откинула одеяло, так как было очень душно в комнате и, вытянувшись, повернулась к стенке.

"У меня нет твоей фотографии", - проговорил он, со стуком надевая башмаки. Потом она слышала, как он возится с чемоданом, защелкивает его. Еще через несколько минут: "Не двигайся и не смотри, что я делаю". "Застрелит", - почему-то подумала она, но не шелохнулась. Что он делал? Тишина. Она чуть двинула голым плечом. "Не двигайся", - повторил он. "Целится", - подумала Магда без всякого страха. Тишина продолжалась минут пять. В этой тишине бродил, спотыкаясь, какой-то маленький шуршащий звук, который казался ей знакомым, но почему знакомым? "Можешь повернуться", - проговорил он с грустью, но Магда лежала неподвижно. Он подошел, поцеловал ее в щеку и быстро вышел. Она пролежала в постели весь день. Он не вернулся.

Проходит год.

"Однако", - сказал Горн, когда он с Магдой завернул за угол. "Однако", - повторил он. "Признаюсь, - добавил он через полминуты, - что никак не надеялся так легко тебя разыскать."

Магда семенила рядом, плотно запахнувшись в котиковое пальто. Горн взял ее под локоть и заставил ее остановиться. "Я прямо глазам своим не поверил. Как ты попала туда? Посмотри же на меня. Ты, знаешь, стала такой красавицей..." Магда вдруг всхлипнула и отвернулась. Он потянул ее за рукав - она отвернулась еще круче, они закружились на месте.

"Брось, - сказал он. - Ответь мне что-нибудь! Как тебе удобнее - ко мне или к тебе? Да что ты, право, как немая?"

Она вырвалась и быстро пошла назад, к углу. Горн последовал за ней. "Какая ты все-таки дрянь", - проговорил он неопределенно. Магда ускорила шаг. Он снова настиг ее.

"Пойдем же ко мне, дура, - сказал Горн. - Вот смотри..." - Он вынул бумажник.

Магда ловко и точно ударила его наотмашь по лицу.

"Кольца у тебя колючие", - проговорил он спокойно и продолжал за ней идти следом, торопливо роясь в бумажнике.

Магда добежала до подъезда, начала отпирать дверь. Горн протянул ей что-то, но вдруг поднял брови.

"Ах, вот оно что", - проговорил он, с удивлением узнав подъезд, из которого они только что вышли.

Магда, не оглядываясь, толкала дверь. "Возьми же", - сказал он грубо. И так как она не брала, сунул то, что держал, ей за меховой воротник. Дверь бухнула ему в лицо. Он постоял, взял в кулак нижнюю губу, несколько раз задумчиво ее потянул и погодя двинулся прочь.

Магда в темноте добралась до первой площадки, хотела подняться выше, но вдруг ослабела, опустилась на ступеньку и так зарыдала, как, пожалуй, еще не рыдала никогда, - даже тогда, когда он ее покинул. Что-то касалось ее шеи, она закинула руку, как бы что-то стирая с затылка, и нащупала бумажку.

Она встала со ступени и, тонко скуля, нащупала кнопку, нажала, ударил свет, - и Магда увидела, что у ней в руке вовсе не американская ассигнация, а листок ватманской бумаги, на котором слегка смазанный карандашный рисунок - девочка, видная со спины, лежащая боком на постели, в рубашке, задравшейся на ляжке и сползавшей с плеча. Она посмотрела на испод и увидела чернилами написанную дату. Это был день, месяц и год, когда он покинул ее. Недаром он велел ей не оглядываться и легонько шуршал. Неужели прошло с тех пор всего только четырнадцать месяцев?