Если б отец и простил, то все-таки он бы не узнал меня теперь. Он
любил еще девочку, большого ребенка. Он любовался моим детским
простодушием; лаская, он еще гладил меня по голове, так же, как когда 
я была
еще семилетней девочкой и, сидя у него на коленях, пела ему мои 
детские
песенки. С первого детства моего до самого последнего дня он приходил 
к
моей кровати и крестил меня на ночь. За месяц до нашего несчастья он 
купил
мне серьги, тихонько от меня (а я все узнала), и радовался как 
ребенок,
воображая, как я буду рада подарку, и ужасно рассердился на всех и на 
меня
первую, когда узнал от меня же, что мне давно уже известно о покупке 
серег.