Коля Гладышев был славный, веселый, застенчивый парнишка, 
большеголовый,
румяный, с белой, смешной, изогнутой, точно молочной, полоской на 
верхней губе,
под первым пробившимся пушком усов, с широкорасставленными синими 
наивными
глазами и такой стриженный, что из-под его белокурой щетинки, как у 
породистого
йоркширского поросенка просвечивала розовая кожа. (...)
<p>
В этот раз, когда он пришел, в нем сразу, после долгого житья в 
лагерях,
чувствовалась та быстрая перемена возраста, которая так неуловимо и 
быстро
превращает мальчика в юношу. Он уже окончил кадетский корпус и с 
гордостью
считал себя юнкером, хотя с отвращением еще ходил в кадетской форме. 
Он вырос,
стал стройнее и ловче; лагерная жизнь пошла ему в пользу. Говорил он 
басом, и в
эти месяцы к его величайшей гордости нагрубли у него соски грудей, 
самый главный
- он уже знал об этом - и безусловный признак мужской зрелости. 
Теперь для него
покамест, до строевых строгостей военного училища, было время 
обольстительной
полусвободы. Уже дома ему разрешили официально, при взрослых, курить, 
и даже сам
отец подарил ему кожанный портсигар с его монограмой, а также, в 
подъеме
семейной радости определил ему пятнадцать рублей месячного жалования.