...Милас почувствовал неловкость. Ему не нравилось казаться авантюристом. И он постарался замять вопрос о знаменитом деде, вынув как будто бы из воздуха резной футляр из черепных костей местного ската-водолета. Футляр был величиной с две ладони.

— Открывай, не бойся. В футляре лежала ключ-улитка, улитка-дирижер. Рядом с ней покоилась музыкальная игла.

— Это на память. Сейчас она спит. Соберешь ей компанию, прицепишь к дереву и насладишься музыкой! Рекомендую сосну, не слишком старую. Неплохо звучит весенний кипарис. Хотя с непривычки может показаться немного приглушенным, таким, знаешь ли, занудным, — прокомментировал Милас.

Почему-то Эгин был совершенно уверен, что никогда не станет использовать эту ключ-улитку по назначению. Уж очень неприятно было вспоминать оба предыдущих столкновения с музыкальной магией.

Сопливая царица каким-то чудом прознала о подарке Миласа и, кажется, решила перещеголять его.

— Я подарю тебе, чужестранец, нечто такое, чего никогда не продают на дрянных аукционах в Волшебном театре, — церемонно сообщила она.

Эгин не понял, была ли это колкость в адрес Миласа или просто вступление. Он счел за лучшее промолчать.

— Это дорогой подарок. И мне жаль отдавать его тебе. Но, с другой стороны, что это за подарок, которого не жаль отдавать? Тогда это не подарок, а мусор.

Упоминание о том, что подарок "дорогой", несколько смутило Эгина. Он и так получил более чем достаточно для скромного спасителя города. Он спас жизнь гнорра Свода Равновесия!

— Но позволь, царица... Ты уже сполна наделила меня от своих щедрот... — запротестовал Эгин, имея в виду Белый Цветок с заключенным в нем семенем души Лагхи.
— Это был не подарок. Это была так... благодарность. Лотосом я с тобой сквиталась за добро. А теперь — просто подарок, не плата. Он будет сам по себе, — дала путаные объяснения царица. Как всегда — в тоне, не терпящем возражений.

Эгин сдержанно потупился. Дари, мол, если так решила. Итская дева протянула к Эгину свою узкую ладошку, на которой стоял флакончик, похожий на огромный желудь с массивной шляпкой. Присмотревшись, Эгин понял, что флакончик сделан из гигантской черной жемчужины, внутри которой была, видимо, высверлена полость. Вторая жемчужина служила флакончику пробкой. Судя по всему, пробка была пригнана с точностью филиграннейшей и плотно, насмерть притерта. Почему-то Эгин не сразу решился взять флакончик. Чем-то серьезным и печальным веяло от него.

— Что это? Неужто слезы магдорнского Тритона? — попробовал пошутить он.
— Нет, — без тени улыбки отвечала царица. — Это духи.
— И какой же запах у этих духов?
— Запах времени.
— Разве время имеет запах?
— Имеет, — степенно кивнула Итская Дева. — Но он не похож на запах мимозы или розмарина. Оно пахнет как... как... как ключевая вода!
— Должно быть, это печальный запах, — улыбнулся Эгин. — Ну тогда скажи мне, царица, перед каким приемом следует душиться этими духами?
— Эти духи не для ерунды, — фыркнула царица, разумея, конечно, приемы. — Это духи для воспоминаний. Хватит одной капли, чтобы вспомнить все, что пожелаешь. Даже то, чего ты никогда не помнил. Прими их и не донимай меня больше вопросами!