По воспоминаниям современников Анны Ахматовой, ее было проще представить дарящей, нежели принимающей дары. Ее отношение к вещам, было отношением поэта. «Она была совершенно лишена чувства собственности. Не любила и не хранила вещей, расставалась с ними удивительно легко… стоит подарить ей какую-нибудь, скажем, редкую гравюру или брошь, как через день или два она раздаст эти подарки другим» (К.И. Чуковский).
Отрывок из записной книжки Ахматовой:
«Марина подарила мне:
1) Свою детскую шкатулку (я отдала Берггольц)
2) Брошку (см. ее фотографию) - я ее разбила о пол Мариинского театра
3) Синюю шелковую шаль (см. фотографию Наппельбаума в 21 г.)
4) Магометанские четки - освященные в Мекке
5) Московский Кремль, с которым я не знала, что делать…»
Близкие друзья знали, что Ахматова всегда передаривает подаренное ей. Одна из ее учениц, связавшая для Анны Андреевны теплую шаль, предусмотрительно вывела внизу: «Не брать, подарено».
Книги, одежда, мебель, деньги… Чаще всего она расставалась с вещами, которые были нужны ей самой.
Было бы «не по-ахматовски» не подарить на рождение ребенка свое платье. Их было у Ахматовой не много, да и время было тяжелое – 1942 год, эвакуация. Писатель-юморист А.Раскин сказал по этому поводу, что, если бы к этому событию преподнесли фрак Пушкина, он тоже пошел бы на подгузники.
«В двадцатом году, в пору лютого петроградского голода, Ахматовой досталась от какого-то заезжего друга большая и красивая жестянка, полная сверхпитательной, сверхвитаминной «муки», изготовленной в Англии достославною фирмою «Нестле». Одна маленькая чайная ложка этого концентрата, разведенного в кипяченой воде, представлялась нашим голодным желудкам недосягаемо сытным обедом. А вся жестянка казалась дороже бриллиантов. Мы все, собравшиеся в тот день у Анны Андреевны, от души позавидовали обладательнице такого богатства.
Было поздно. Гости, вдоволь наговорившись, стали расходиться по домам. Я почему-то замешкался и несколько позже других вышел на темную лестницу. И вдруг она выбежала вслед за мной на площадку и сказала обыкновеннейшим голосом, каким говорят «до свидания»:
– Это для вашей... для дочки... Для Мурочки...
И в руках у меня очутилось драгоценное «Нестле».
Напрасно повторял я: «что вы! это никак невозможно!.. да я ни за что... никогда...» Передо мною захлопнулась дверь и, сколько я ни звонил, не открылась… Таких случаев я помню немало» (К.И. Чуковский).
В 1953 году Анна Ахматова заработала большие деньги за перевод драмы Гюго «Маркон Делорм», которая печаталась в юбилейном издании, и оплачивалась по повышенным ставкам. Став по тем масштабам богатой, она потратила весь гонорар на подарки друзьям. Алексей Баталов вспоминал: «В 53-м году я вернулся с армии. Радость была великая - теперь я мог отдать себя театру. Прихожу домой, Анна Андреевна вдруг говорит, что хочет подарить мне деньги, чтобы я приоделся. Раскрывает сумочку и вручает банкноты. Когда я подсчитал, то оказалось, что на них можно купить машину. Возможно, Анна Андреевна и не предполагала этого. Никому ничего не сказав, я поехал на Разгуляй - там был магазин - и в одночасье стал автомобилистом. Пригнал колеса под окна к Ахматовой и показал ей авто. Анна Андреевна, к моему удивлению, произнесла: «Замечательная покупка!» И служила мне эта машина «Москвич» очень долго». По тем временам, Москвич-401 стоил 9 тысяч рублей, и в честь Ахматовой Баталов называл автомобиль «Анечкой».
История повторилась в 1964 году, когда Ахматова получила литературную премию «Этна Таормино» в Италии. По возвращении домой она накупила целый ворох подарков для своих близких и дальних друзей. Коллекционер Игорь Дыченко вспоминал: «В моей коллекции есть одна «по-ахматовски» бесценная вещь. В Москве в 1964 году она подарила мне свою фотографию с ее любимой корягой - веткой, вытянутой, словно летящая птица. Ахматова тогда только вернулась из Италии, где получила знаменитую поэтическую премию «Этна Таормино». Такое же фото с корягой она оставила там - в дар итальянцам. Она тогда шутила: «Я им - птицу, они мне – премию». Кстати, мой подарок - старинную нефритовую шахматную фигурку пешки-птицы - Ахматова всегда носила с собой».
«Не расставалась она только с такими вещами, в которых была запечатлена для нее память сердца»: персидский гребень и перстень, подаренные Гумилевым, шаль, поднесенная Цветаевой, фарфоровые вазы, расписанные Ольгой Глебовой-Судейкиной, веер, привезенный Пуниным в подарок из Японии в 1927 году, и немногое другое. Из ее «вечных спутников» были Пушкин, Библия, Данте, Достоевский и Шекспир. Остальные книги, побывав у нее, исчезали.
Ахматова любила и умела дарить. В ее руках вещи-подарки оживали. Некоторым из них она даже давала имена. Например, сумочка темной кожи, которую она подарила М.Л. Лозинскому, была наречена «мифкой». Возможно, из-за ее маленького, почти «мифического», размера.
Если Ахматова легко относилась к своим вещам, то свои литературные материалы, особенно к рукописи, она ценила. В тех случаях, когда Ахматова дарила свои произведения, она всегда ставила на них дарственную надпись. Такие подарки словно закрепляли ее присутствие в жизни тех, кому она их дарила.
Также она увлекалась коллекционированием посвящений, адресованных ей. С давних времён поэты любили дарить друг другу стихи-отзывы, которые в последствии собирались и издавались потомками в виде так называемых «венков» стихотворений («Венок Шекспиру», «Венок Пушкину»). Свои посвящения Ахматова хранила в тетради, озаглавленной «В ста зеркалах». По этому поводу Осип Мандельштам подшучивал:
К Вам никто на выстрел пушечный
Без стихов не подойдeт…
Катерина Дмитриева
с использованием материалов сайта www.akhmatova.org